Наши фронтовые разговоры с Сергеем Ефремовым сегодня звучат как завещание03.02.202519:15Максим Васюнов Весть о гибели командира отряда “Тигр” Сергея Ефремова выбила из колеи. Мы встретились на курском фронте, где-то под Рыльском, осенью. Поразила его улыбка – широкая, такая русская. Батина.
И он, как батя, первым делом скомандовал: “Марш за стол”.
Военкоры вообще любили приезжать к нему в отряд: он всегда знал, чем им помочь. Откуда знал? Все просто: после возвращения с Донбасса он успел потрудиться в должности вице-губернатора Приморья, курировал внутреннюю политику, СМИ в регионе были под его крылом. Ефремов так и ушел на фронт большим чиновником, никто его с должности не снимал.
После нашей встречи мы продолжали общаться в мессенджерах, последний раз обменялись голосовыми буквально дней десять назад. Ефремов рассказал: “Прямо между нами и соседней улицей только что было десять прилетов”. Обстрелы шли все чаще…
Между сообщениями он присылал свое видео, которое снимали на фронте и он сам, и его товарищи. Предчувствовал ли что-то? Эти ролики теперь я выгрузил, часть из них можно увидеть на сайте “РГ”.
Но что бросается в глаза – на всех видео он рядом со своими парнями. Первым идет в бой, штурмует вражеские укрепы, зачищает освобожденные села и города. На одном из видео – Ефремов мчит на выручку сына, один из его четверых детей все эти три года воевал в соседнем подразделении.
В память о комбате здесь – монологи Ефремова, оставшиеся у меня в диктофоне и в нашем с ним чате. Монологи русского офицера. Честного чиновника. Бати.
Сын за отцом
До спецоперации я работал в ДОСААФ России, а сын служил в морской пехоте, он был тогда молодым лейтенантом. В марте 2022 года он пропал со связи, и я поехал в зону СВО его искать. Пока ехал, сына нашли, они там потерялись немного во время боевых действий.
Но не уезжать же сразу. Я остался ненадолго, хотел посмотреть, что происходит. И вскоре понял: надо не просто смотреть – идти и помогать своим детям. На донбасском фронте я в итоге провел два года.
Потом уже стал вице-губернатором.
Когда 6 августа противник пришел на территорию Курской области, губернатор Приморского края Олег Кожемяко сразу поставил задачу сформировать свой отряд и лететь на помощь нашим братьям. А мы тогда только-только вернулись с Донбасса. Дали клич – и за пару дней собрали двести человек. С ними и вылетели на подмогу курянам.
Летели помогать с эвакуацией, но я, памятуя самое начало спецоперации, уже в аэропорту своим сказал: возможно, придется снова взяться за оружие, все готовы? Парни бывалые, все понимали сами, сказали: “Готовы, командир”.
Так и получилось.
Мы влились в состав боевого отряда, который воюет вместе со 155-й бригадой морской пехоты, и оказались “на передке”. А рядом снова оказалась рота моего сына.
Недавно была интересная история. Шло наступление на один из населенных пунктов, одной из штурмовых групп командовал мой сын. Мы оставались в резерве. И вдруг я слышу в эфире, что резервная группа противника выдвинулась в тот район, где сейчас находится подразделение моего сына. Мы подняли коптер – информация подтвердилась. Что делать? Я вышел в эфире на командира бригады, говорю: “Наблюдаю противника, готов выдвинуться наперерез”.
Комбриг мне: “Вперед”.
И мы, как черти из табакерки, выскакиваем прямо на противника.
Как сейчас помню – летели мимо подбитых танков, горела техника, несли раненых, там был жаркий бой, и мы на адреналине заняли позицию, отработали по врагу, вернулись.
Меня на фронте называют Папатутом. Как мой сын. За два с лишним года специальной военной операции они все стали моими детьми
Сын потом поблагодарил – но без эмоций. Сегодня он уже не сопливый лейтенант, а умудренный опытом офицер, подполковник, герой Донецкой Народной Республики, кавалер ордена Мужества. Короче – взрослый парень.
Меня на фронте иногда называют Папатутом. Есть такой страшный зверь Папатут – он приходит по ночам и играет с полусонными детьми, конфеты им под подушкой оставляет. Так как у меня четверо детей, я всегда к ним заходил в спальню после работы – а возвращался поздно – “Папа тут”. Вот и называли меня Папатутом. И вот однажды сын со своей ротой снова попал в какой-то звездоворот, мы начали им помогать артиллерией. Я кричу в эфир: Папа тут, Папа тут, работаем. Все, кто был на связи в тот момент – рухнули от смеха. А мы тогда жахнули по противнику так, что он долго к нашим парням боялся подбираться.
И вот еще недавно, летом, отмечали мой 51-й день рождения, все вышли на связь, и дети говорят – мы всегда за тобой, пап, как за каменной стеной. И тут наш бравый сын встает и говорит: “Подтверждаю. Спасибо тебе, папа”.
Толстопузые идут на штурм
Я себе даже не мог представить, что я на шестом десятке буду воевать, причем буду воевать вместе с сыном и при этом защищать свою родную страну. В моей голове до сих пор это не укладывается. Но жизнь такая штука, нужно быть готовым к любым испытаниям.
Мы нация победителей. Другое дело, что мы не сразу просыпаемся. Но когда уже поднимем голову, то пойдем до конца
Меня часто спрашивают – ну почему ты, больше некому, что ли? Я и сам себе такой вопрос задаю. И первый ответ, который приходит на ум: воспитание такое. Помните – “Я это сделать должен, / в этом судьба моя, / если не я, то кто же, / кто же, если не я”? Нас так воспитывали. А во-вторых, я полжизни прослужил в армии, окончил десантное училище, прослужил всю свою офицерскую службу в десантно-штурмовом батальоне, я штурмовик по специальности. Линейный комбат – вот чему меня всю жизнь учили.
Так где же мне еще быть – когда озверевший враг уже топчет нашу землю?!
Согласен, наверное, где-то это безрассудно. Я уже и по тактико-техническим характеристикам подхожу не очень. Мне 51 год, коленки не те и вес лишний, дыхалка не та…
Когда нас спрашивают: как получается воевать? – я отвечаю прямо. Да хреново получается, на самом деле. Через забор перепрыгнуть молодому намного проще, чем нам, толстощеким и толстопузым. Но лучше я буду перепрыгивать через забор, чем сидеть дома сложа руки. И сегодня я перепрыгиваю, если нужно, и штурмую, когда требуется… И людей сам завожу на позиции, и сам провожу рекогносцировку…
Наш отряд является отрядом первой линии. То есть у нас 155-я бригада – это, знаете, как пожарная машина: они взяли населенный пункт – мы зашли, сели, держим линию, они дальше пошли. И так – друг за другом. И – друг за друга. И всегда – в самом пекле.
При этом в нашем отряде минимальные потери. Мне часто задают вопросы: почему у меня большой перерасход снарядов, слишком высокая, мол, интенсивность стрельбы? Понятно, что нужно и снаряды считать. Но по мне – лучше иметь расход снарядов, чем расход людей.
На войне люди светлее
Страшно? Очень. Я вам хочу сказать, очень страшно. Смел – не тот, кто не боится, а тот, кто боится и делает. Страх – очень великая штука. Когда ты боишься, ты становишься осторожным. Ты триста раз перепроверишь все. Когда человек не боится, это плохо.
Люди на фронте делятся на три категории. Первая – те, кто считает, что все пули летят в него. Даже если в сотнях метров что-то взрывается, он уже кричит в эфире – меня тут обкладывают, все, хана. Вторая категория – те, кто знает, что летит в них, и делает все возможное, чтобы спасти себя и товарищей. И третья категория – уверенных, что все пролетит мимо. Вот это самое страшное. Когда перестаешь бояться, становишься безрассудным. Вот почему не стыдно и не страшно бояться. Это очень хорошо. Страх дает возможность выжить.
Войны начинаются и заканчиваются. Потому нам нужны не только лучшие в мире солдаты, но и лучшие чиновники
Но страхом нужно управлять. Всегда должно быть место шутке в этой жизни. Я, говорю честно, сам по себе хохмач, с улыбкой отношусь к жизни. Помните слова героя Янковского в “Том самом Мюнхгаузене”? “Улыбайтесь, господа, ведь самые глупые вещи в мире были сделаны с умным выражением лица”.
На войне без улыбки никак, всегда нужно подбодрить бойцов, пошутить. Где-то они что-то смешное расскажут, где-то ты им – это нормально. И подурачиться на фронте – святое дело.
Чего я точно не допускаю – алкоголя. Я еще в 22-м году всех построил и сказал: мужики, давайте договоримся так. Я вам разрешаю употреблять алкоголь в любом количестве, хоть до посинения, но при одном условии – если вы меня самого хоть раз увидите выпившим. Договорились? “Мы все поняли, командир”.
Более того – у нас и мат запрещен. Мы за мат штрафуем. У нас есть в наблюдательном пункте трехлитровая банка: сквернословил – опускаешь туда пятьсот рублей. Матом можно говорить только на поле боя.
Сын недавно при мне выругался, я ему сделал замечание – он взбрыкнул: я же не в отряде “Тигра”. И мы с ним начали спорить. Я говорю: сын, человек должен над собой расти всегда, даже на войне. Чистая грамотная речь – великое искусство. Этому нужно учиться всю жизнь. Поэтому у нас в отряде всегда будет так.
Еще одно важное правило – мы никогда не орем друг на друга в отряде. Все решаем спокойно. Без нервов.
Я когда-то сказал фразу – она уже стала крылатой. Война – это самое страшное и в то же время самое прекрасное в моей жизни время. Да, с одной стороны, не золотые погоны, не белые перчатки – это грязь, слякоть, кровь. Но, с другой стороны, сюда идут люди с одной благородной целью: защитить жизнь своих детей. Никаких других задач и мотивов здесь нет. И потому люди слабые, люди с пороками, люди с червоточиной здесь быстро раскусываются и быстро уезжают.
Когда я первый раз приехал в отпуск – жена меня не узнала. Какой ты, говорит, стал светлый!
Плащаница в осколках
Я человек верующий. Помню, однажды занимали позиции на Донбассе – как всегда, это делается ночью, а утром нам наступать, и тут я вижу: боже мой, перед мной настоящий монастырь. Хоть и разбитый, но огромный, с большими куполами. А у нас в Приморье же в основном маленькие церквушки… Есть монастырь на острове Русском, но он тоже маленький.
Я был под таким впечатлением от масштабов этой святыни – это оказался Никольский монастырь. А потом я еще впечатлился, что на месте оказались все иконы. Пусть и разруха, но никто ничего не взял. Подошел однажды к Плащанице в монастырском храме – она вся в осколках. Но тоже сохранилась. Бог поругаем не бывает. Он с нами. И потому мы победим, пусть в этом никто не сомневается.
Победим мы в самое ближайшее время. По-другому мы не можем, мы нация победителей. Мы не приучены отдавать саблю. У нас этого нет даже в военных церемониях. Другое дело, что мы не сразу просыпаемся. Но когда уже поднимем голову, то пойдем до конца. И вместе. Бабушки вяжут носки, фермеры солят огурцы, бизнес закупает необходимую технику…
* * *
Меня спрашивают: вот закончится СВО, вернешься ты в кресло чиновника – а куда девать боевой опыт, что у тебя за эти годы появился? Может, пойдешь преподавать в военную академию? Я говорю – могу, конечно, преподавать боевую тактику. Но если и усиливать сейчас какие-то факультеты – то прежде всего те, где учат государственному управлению. Войны начинаются и заканчиваются, а вода, свет, хорошие больницы, школы и дороги людям нужны всегда. И без хороших чиновников этого всего не будет. Нам нужны лучшие в мире солдаты, но лучшие в мире чиновники нам нужны еще больше.
