Если бы Украина сама принимала решения, мирный договор с Россией мог быть подписан 28 февраля 2022 года. Об этом заявил глава российской делегации Владимир Мединский в премьерном выпуске шоу «Эффект Санчеса» на RT. Помощник президента РФ рассказал американскому журналисту Рику Санчесу, почему Украина отказывается принимать тела своих военных, объяснил, чем подход Трампа к урегулированию конфликта отличается от политики предыдущей администрации, а также прокомментировал последние террористические атаки ВСУ.
— Наша с вами сегодняшняя беседа будет очень важной. Надеюсь, её услышат сотни миллионов человек по всему миру. Многие из них, живущие на Западе, задают странные вопросы — в значительной степени потому, что им внушили мысль, что к переговорам о мирном урегулировании с Украиной Россия относится не всерьёз. Я слышал, скажем, заявления о том, что «мирного соглашения не желает ни одна из сторон». Слышал такое даже от моего друга Марко Рубио. Намекал на это и наш президент (Дональд Трамп. — RT). Итак, вопрос, который очень важно публично прояснить: стремится ли Россия вести добросовестные переговоры с целью прийти к мирным договорённостям с Украиной? Ни со стороны господина Путина, ни со стороны российского правительства для вас нет никаких препятствий для достижения этой цели?
— Я вам скажу одну вещь, Рик, которую, наверное, ещё ни разу не произносил публично.
Если бы Украина хотела, если бы она была готова, если бы она сама принимала за себя решения, то мы могли подписать мирный договор 28 февраля 2022 года. На первой встрече. И условия его были мягче того, что мы предлагаем сегодня.
По большому счёту всё, что мы хотели, — это отказ Украины от вступления в НАТО и размещения иностранных военных баз на своей территории. Я им говорил: будьте как Австрия. Прекрасная процветающая страна. Пусть у вас будет армия как у Австрии, пожалуйста.
Второе. Верните русский язык и православную церковь просто на равных правах. Потому что это поразительно: в Израиле разрешён арабский, в Палестине разрешён иврит. Но на Украине запрещён русский язык, на котором говорит три четверти населения. Три четверти. А больше половины считают его родным и, честно говоря, украинский не очень знают.
И третий пункт: признайте Крым, потому что это нельзя не признать. В Крыму был самый демократически проведённый референдум, который можно себе представить. Были приглашены любые желающие…
— О том же говорят Институт Гэллапа и Исследовательский центр Пью — две самые уважаемые в мире организации по опросу общественного мнения. Они там выяснили, что от 85 до 93% опрошенных считают, что референдум был проведён надлежащим образом, а его результаты достоверны. Это не мои слова, я только цитирую.
— И это право нации на самоопределение. Это базовая свобода, записанная в Уставе ООН. Это та базовая свобода, за которую боролись ещё французские просветители в XVIII веке. Право нации и народа на самоопределение.
И последнее предложение с нашей стороны было. Есть две территории — Донбасс, два региона, — которые не хотят жить в составе Украины. Раньше мы предлагали вернуть их в состав Украины в статусе автономии, чтобы они просто сами выбирали губернатора. В России люди сами выбирают губернатора. Я выбираю мэра Москвы. Это нормально. В Штатах губернатора выбирают граждане. Мэра выбирают граждане. На Украине всех назначает президент, офис президента. Там нет выборов губернатора.
Всё, что мы просили тогда в Минске в 2015 году: пусть, дайте им право выбирать губернатора — и они вернутся. Украина отказалась и сказала: «Мы их завоюем». Завоевать они не смогли. Тогда мы предложили 28 февраля 2022 года: хорошо, вы не смогли их завоевать, и вы не сможете с ними жить — оставьте их в покое. Просто оставьте их в покое. Вот и всё.
Мы договорились в конце концов в первый раз в Стамбуле. Мы подготовили договор. Я как сейчас помню его: 19 страниц, очень подробный. Там были даже такие нюансы, чтобы слова одинаково понимались на русском, на английском и на украинском. 15 апреля этот договор посмотрел президент Путин и внёс одно или два исправления. Он юрист профессиональный. 15 апреля я передал этот договор Зеленскому. Зеленский две недели молчал. Как нам сказали, он очень занят. Это слишком большой и сложный текст.
— Серьёзно?
— Да. Как оказалось, за эти две недели к нему приехали Джонсон, глава Госдепартамента Байдена, шеф Пентагона Байдена. Каждый из них провёл совещание. И после этого нам сказали: «Наши иностранные партнёры против заключения договора». Который мы уже согласовали.
— Они это сказали… Украинцы вам сказали, что они отказываются от соглашения, потому что им сказали от него отказаться, по сути?
— Да, совершенно верно.
— Вот это да…
— Да. «Наши иностранные партнёры не поддерживают заключение договора. И не будут нам в этом случае гарантировать помощь и безопасность, если мы заключим. Поэтому мы будем воевать с вами до тех пор, пока вы нас не победите или мы вас не победим».
— Позвольте кое о чём вас спросить, поскольку мне хочется быть справедливым. На мой недавний вопрос вы вполне прямо ответили, что действительно вернулись с, в сущности, тем же планом, который предлагали два года назад, и он не изменился. Самое важное в нём, что Украина не может стать государством — сателлитом НАТО. Она должна оставаться суверенной и независимой страной. И это, как я понимаю, основа ваших требований на переговорах. Но вот какой вопрос я бы хотел вам задать… Вы проводите встречи с этими людьми, сидите с ними, с украинской стороной, за столом переговоров. По вашим словам, Россия подходит к переговорам добросовестно, с целью выработать решение. Можете ли вы, посмотрев на этих людей, с которыми ведёте переговоры, сказать, что они тоже подходят к делу добросовестно? Или кто-то диктует им, что они могут говорить, а что — нет?
— В прошлый раз они были более самостоятельны и более свободны. Сейчас я вижу, что они менее самостоятельны. Они мне немного напоминают… как будто это топ-менеджеры, нанятые какой-то гигантской корпорацией. Какие-то решения они могут принимать. Но принципиальные — купить, продать компанию, эмитировать новые акции, выйти на новый рынок — для этого надо посовещаться с советом директоров. Вот это мне напоминает. Плюс они очень стали нервными и всё время смотрят друг на друга. Такое ощущение, что они следят друг за другом.
В распоряжении RT оказался полный текст российского меморандума, переданного украинской делегации в ходе второго раунда переговоров в…
— В ходе переговоров? Ясно. Словно им страшно?.. Вы чувствовали какую-то напряжённость, словно им страшно брать на себя какие-то обязательства или что-то говорить?
— Это неудивительно. Потому что после первых переговоров, тогда у них была маленькая делегация, человек пять или шесть, одного из них сразу убили после первых переговоров. Сама Служба безопасности Украины.
— Да…
— Застрелила его прямо…
— Денис Киреев, март 2022 года, неофициальный участник переговоров. Предположительно, его убила СБУ. Это любопытно. Считаете ли вы, что…
— Они этого не отрицают, что он был убит Службой безопасности Украины. Они этого не отрицают. Он был убит силовиками. В центре Киева, застрелен.
— За что? Он что-то сказал? Вы помните, когда…
— Я помню его. Почему я его помню? Потому что, когда на переговорах (по-моему, первый день это был, 28 февраля) был объявлен перерыв, все пошли — кто-то пошёл курить, кто-то пошёл в туалет, кто-то пошёл выпить кофе. А я остался рядом со стойкой бара, там такая стойка бара была. Пустая, никого не было. Бармена не было. И я стоял у стойки бара рядом с Киреевым, и мы минут 15 с ним говорили о жизни в Крыму. Он когда-то жил в Крыму, по-моему, и мы с ним это обсуждали минут 15. Когда короткий перерыв на перекур закончился, мы все пошли в зал. Поэтому я его запомнил. Говорили ни о чём, это была просто такая непринуждённая светская беседа. Всё. И на следующую встречу он не приехал.
— Думаете, кто-то увидел, как вы с ним разговариваете, и решил, что вы слишком близки? Или же…
— Все видели, что я говорил с ним. И это не скрывалось. Мы никого не отталкивали, пожалуйста. Кто-то подходил к нам во время разговора, кто-то отходил.
— Но здесь есть важный момент. Я, как журналист, делаю из этого вывод, что здесь есть возможность того, что у некоторых из этих людей, с которыми вы ведёте переговоры, быть может — я постараюсь очень аккуратно подбирать слова — есть ощущение, что у них к голове приставлен пистолет… В том плане, что им надо осторожно подходить к тому, на что они соглашаются или не соглашаются. Другими словами, им не хватает свободы, чтобы вести искренние добросовестные переговоры. Вы это ощущаете?
— Да, я это чувствую. Я чувствую, что они в глубине души лучше, чем они хотят казаться. Они даже хотят что-то сказать, но не могут. Я видел напротив… У них две трети делегации в военной форме. Это военные. Я смотрю им в глаза… Во-первых, они ничем не отличаются от русских. Они абсолютно такие же. В похожей форме.
Я вижу в их глазах нежелание воевать. Они не хотят воевать и не хотят посылать на смерть своих солдат. Возможно, потому что в них осталось человеческое начало офицера. Всё-таки офицер должен беречь своих солдат. Я чувствую это.
— Исходя из ваших слов, складывается впечатление, будто кто-то (и скорее всего, это тогда, должно быть, идёт с самого верха, от господина Зеленского) не хочет, чтобы соглашение о мире было заключено. И это может быть как-то связано… Я не хочу домысливать за вас, но это может быть как-то связано с эскалацией атак на мирных жителей в России, например… Как думаете, между этими вещами есть связь?
— Я бы разделил украинский народ, украинскую армию, солдат, ну и тех, кто больше всего страдает, тех, кто близок к фронту, кто так или иначе находится под ударом, и небольшую часть правящей элиты. Потому что это как, знаете…
Вы родом с Кубы — мне кажется, руководство Украины в какой-то степени (очень осторожно постараюсь говорить, очень осторожно), в какой-то степени начинает мне напоминать латиноамериканских диктаторов. Они тоже были когда-то хорошими ребятами, когда пришли к власти, и много чего обещали на выборах. Но потом они постепенно перерождаются в диктаторов. А для того чтобы оставаться у власти вечно, нужен постоянный враг, нужна война, которая тебе лично ничем не грозит. И твоим семьям она тоже ничем не грозит, эта война, потому что все семьи за границей с британскими паспортами и очень хорошо себя чувствуют.
И ты уже не можешь без войны контролировать ситуацию. Тем более что зарубежная помощь — деньги, оружие — идёт только в том случае, если ты воюешь. Если перестаёшь воевать, ты оказываешься без иностранной помощи и теряешь возможность подавлять любую оппозицию внутри страны. Тогда ты должен идти на выборы — и ты их проиграешь. Потому что люди устали, люди хотят мира, солдаты хотят мира.
— То есть вы говорите, что военный конфликт является необходимостью для правящей партии на Украине (включая господина Зеленского), а для России он необходимостью как раз таки не является?
— Конечно. Нам война вообще не нужна. Почему ситуация для Украины стала хуже? Потому что в четырёх субъектах прошли референдумы, в четырёх регионах. И это официально часть России. И Россия не может оттуда уйти. Потому что это будет (означать. — RT) предать людей, всех. Это невозможно. Они записаны в Конституции России.
Но если остановить конфликт по линии фронта и не договориться о мире настоящем, просто заключить какое-то перемирие, прекращение огня, всё что угодно, то это будет… Знаете, такой был спорный регион между Арменией и Азербайджаном — Карабах?
— Да.
— То этот регион превратится в огромный Карабах. Спустя какое-то время Украина вместе с НАТО, с союзниками (вступит в НАТО) попробует его отвоевать — и это будет конец планеты. Это будет ядерная война. Мы не хотим, чтобы у нас создавался повод, гигантский Карабах, не признанный никем, из-за которого может разразиться ядерная война. Мы этого не хотим. Поэтому мы хотим остановиться, заключить полноценный мир и признать новые территории. Всё.
— Как вы считаете, можно ли сказать, что до сих пор реакция России в ходе этого конфликта была довольно-таки сдержанной? Я вот почему спрашиваю… Я в Москве всего три-четыре недели, так что я, конечно, не могу что-то утверждать, однако я общаюсь с людьми, потому что я журналист. Я общаюсь с водителями, с разными людьми, и они любят по-английски поговорить, так что они все мне что-то рассказывают. Так вот, у меня впечатление, что большинство москвичей, большинство россиян сердятся на господина Путина и на вас, потому что, мол, слишком много разговоров. «Устали уже от разговоров. Они (власти Украины. — RT) ужасные вещи с нами творят, — говорят мне люди. — Так что пришло время начинать их бомбить, избавляться от них. Они нас достали уже». У вас не сложилось такого впечатления? Вы миротворец. Какую реакцию у вас вызывают такие настроения? Если я прав, конечно, на этот счёт… Если вы согласны с моим впечатлением…
— Действительно, наше население, наши граждане требуют гораздо более жестоких действий от нас. Нам было очень тяжело ехать на второй раунд переговоров, когда Украина специально в день нашего отъезда взорвала пассажирский поезд и погибли мирные жители и дети. Понимаете, бывает, когда летит ракета по военному объекту, включается радиоэлектронная борьба, её отклоняют специально, эту ракету, она взрывается, попадает в соседний дом. Это часть войны, это трагедия. Бывает, когда ракету сбивают, падают обломки на жилые дома, гибнут люди. Это тоже бывает. Это ужасно. Но это часть войны.
А когда идёт пассажирский поезд, по-моему, двухэтажный, его видно издалека, огромный пассажирский поезд, и человек, который взрывает железную дорогу и автомобильную автостраду вручную, видя этот поезд, нажимает кнопку (там кнопка нажималась вручную), и он…
— Да, диверсия.
— Это терроризм. Это не поезд с танками, это даже не поезд с топливом. Видно, что это пассажирский поезд. И он убивает гражданских специально, на мирной территории. Конечно, после этого…
— И это ведь как раз вызывает гнев россиян?
— Да. И конечно, после этого граждане требуют: нужно «Орешником» по Киеву, по Львову, хватит переговоров… И нам очень тяжело в этом отношении.
Подрыв железнодорожных путей в Брянской и Курской областях стал целенаправленным ударом киевского режима по гражданским лицам. Об этом…
— А почему, по-вашему, Зеленский отправил своего начальника Генштаба в Вашингтон после его разговоров с вами?
— Обычно задача только одна: попросить больше денег и оружия. Всё. Поклянчить.
— Ещё денег…
— Чтобы американские налогоплательщики продолжили его финансировать. Вы, по-моему, уже заплатили миллиардов от 200 до 300 за то, что он там живёт. Это сопоставимо с планом Маршалла после Второй мировой.
— А вы, кстати, знаете, во сколько обошёлся план Маршалла? $140 млрд. В пересчёте на сегодняшний день. А вы знаете, сколько моя страна уже потратила на Украине? $240 млрд. С ума сойти.
— В современных ценах, да? В современных деньгах план Маршалла, да?
— Да, в современных.
— Значит, уже больше. Ну за деньги плана Маршалла хотя бы строили. А за эти деньги — ваши деньги, американские — убивают. Не строят, а разрушают. Это антиплан анти-Маршалла. Байден — это анти-Маршалл.
— У меня впечатление — при всей важности ваших переговоров с Украиной — что то, что действительно сейчас необходимо миру, так это хорошие, честные, продуктивные переговоры между Россией и США. Это самое что ни на есть базовое условие для чего бы то ни было. И пока этого не произойдёт (так, во всяком случае, говорят люди, которые поумнее меня будут), всё остальное имеет здесь не настолько важное значение. Вы с этим согласны?
— Я согласен, и я думаю, что очень многое зависит от того, как сложатся отношения между Россией и США. В случае наступления мира Америка не только перестаёт тратить деньги на войну, на уничтожение, она получает и огромные экономические преимущества. Потому что вы подписали какой-то договор о редкоземельных металлах. Так вот, все эти редкоземельные металлы — это вот столько (показывает жестом чуть-чуть. — RT) на фоне неисчислимых богатств, которые есть в России. И сколько могли бы заработать американский бизнес и американские граждане, имея выгодные инвестиционные проекты в России, имея выгодные партнёрские отношения с Россией, выгодную торговлю с Россией.
— Не могу не спросить и о предложенной вами договорённости о возвращении останков 6 тыс. украинских военнослужащих. У меня не укладывается в голове, почему Украина так нервозно на это отреагировала, пришла в какое-то взвинченное состояние, будто это нечто оскорбительное, как бы возмутилась, что вы собираетесь передать ей 6 тыс. погибших военных. Странная причина для возмущения.
— Мы думали, они скажут нам спасибо. Потому что 6 тыс. семей смогут похоронить наконец своих сыновей и мужей. Похоронить их по-христиански, в земле. Они лежат замороженными в форме ВСУ, многие с документами, замороженные в целлофановых пакетах. Нам Красный Крест передал эти пакеты, прямо в них лежат. Это несколько поездов с холодильниками.
В район обмена в соответствии с достигнутыми в Стамбуле договорённостями доставлены подготовленные к репатриации тела солдат ВСУ,…
Так вот, я хочу сказать вам, что часть из этих 6 тыс. (если быть точным, 1,2 тыс.) уже сейчас находится на границе Украины. И они отказываются сегодня их принимать. Почему? Во-первых, им тяжело признавать такие большие потери. А во-вторых, мы предложили, чтобы прямо в наши вагоны и в наши рефрижераторы загрузить, если у вас есть тела погибших наших, чтобы мы похоронили. Видимо, им нечего загрузить обратно. Ну и самое главное: ведь на Украине был принят закон, по которому семья погибшего получает очень большую компенсацию (из американских денег), очень большую. Но эти деньги, которые заплатили Америка и Европа, тратятся не на компенсации. Они тратятся на — уже потрачены — на совершенно другие вещи. Это вы разберитесь, на какие. Речь идёт о сумме примерно $350 тыс. за одного подтверждённого убитого. Которые американский налогоплательщик должен заплатить.
— $350 тыс. умножить на 6 тыс. — получается более $2 млрд, так ведь?
— Да. Но этих денег нет. Они потрачены. И никто платить их не хочет. Кстати, с того момента, по-моему, Украина так никому и не заплатила. Их объявляют пропавшими без вести. А если пропал без вести, то можно не платить. А мы 6 тыс. человек из категории «пропавшие без вести» передаём в категорию «убитые». Всё очень просто. Как говорил один мой американский товарищ, «о чём бы тебе ни рассказывали, помни: в конечном счёте речь идёт о деньгах».
— Они изображают негодование, будто эта договорённость плохая. Но в действительности, получается, они здесь просто делают вид… В действительности они говорят: «Мы не желаем выплачивать $2 млрд». Об этом, пожалуй, и говорят данные цифры. Вернёмся к переговорам. Наверное, на этом и следует завершить. Потому что я надеюсь — и, думаю, большинство людей в мире надеются, — что удастся найти некое решение. Знаю, что звучат слова о третьей мировой войне, о том, что речь идёт о мире во всём мире. Так и есть. И все мы надеемся, что вы, как ведущий миротворец, найдёте… способ прояснить им, почему так важно — особенно ради блага самой Украины, но также ради блага России и всего мира — выработать некие мирные договорённости. В рамках последней сессии переговоров вы лично беседовали (с Умеровым. — RT) два с половиной часа. После разговора с этими официальными лицами появилось ли у вас ощущение, что перспектив, возможностей для компромисса стало чуть больше? Или нет?
— Вот когда с ними разговариваешь, с членами украинской делегации, не под камеру, неофициально, они, в принципе, разумные люди. И они тоже хотят как-то остановить кровопролитие. Но проблема в том, как мне кажется, что Европа, то есть акционеры нынешние, те, кто считает себя акционерами и хозяевами Украины, просто не разрешают им, не разрешают менеджменту Украины достигнуть договорённости, выгодной для Украины. Беда в том, что мне предыдущий глава делегации Украины (он, кстати, такой толковый человек, я бы сказал, очень умный и гибкий, хороший переговорщик), он мне сказал как-то: тебе, говорит, Владимир, легко — у тебя один начальник, а у меня три.
— Мерц, Макрон, Стармер.
— Ну тогда это были другие фамилии, в 2022 году. Но вот так.
— Да, но разницы никакой.
— Это самая большая проблема. Если руководствоваться интересами Украины и украинского народа — и я вижу в глазах той команды, что они живые люди, они это сами понимают, — то можно очень быстро договориться на приемлемых условиях.
В чём разница между Трампом, как мне кажется, и Байденом? Очень простая. Трамп говорит: «Америка превыше всего. В первую очередь интересы Америки, а на остальное мне вообще наплевать. И я буду рассматривать все остальные проблемы в мире сквозь призму выгоды для Америки». Эта позиция абсолютно понятна, и только так руководитель страны должен себя вести. Не интересы Британии, Евросоюза или Китая — у Трампа интересы Америки. У Украины должны быть интересы Украины. Всё.
Владимир Путин в ходе телефонного разговора подробно рассказал Дональду Трампу об итогах второго раунда переговоров российской и…
— Это подводит меня вот к какой теме. Наш с вами разговор мог бы, наверное, продолжаться бесконечно, но вы человек очень занятой, и работа у вас очень важная, так что завершу вопросом о Трампе и о ваших ожиданиях от того, что он делает и может сделать. Хотел бы ещё отметить следующее. Сейчас я беру у вас интервью и хочу, чтобы все, кто его смотрит, знали: до интервью мы с господином Мединским не общались, он не знал, о чём я буду его спрашивать, и не направлял мне собственный список вопросов. Это совершенно открытый и честный разговор — ни более ни менее. Говорю об этом, лишь чтобы подчеркнуть, что зачастую, к моему негодованию, Запад считает свою марку журналистики лучше нашей. Это не так. Не так. Мы ведь с вами заранее не разговаривали ни о чём, и это беседа двух человек без предварительной подготовки.
Итак, завершающий вопрос — и вопрос важный. В Америке идёт борьба за власть. Есть те, кто искренне видит необходимость изменить наш внешнеполитический курс. Такие, как Джон Миршаймер, Джеффри Сакс, мой друг Такер Карлсон, полковник Дуглас Макгрегор… Многие приходят к осознанию того, что мы ведём бесконечные войны без каких-либо веских причин, кроме обогащения горстки людей — остальной стране это ничего хорошего не приносит. Эта мысль начинает просачиваться и распространяться, но Трампу ещё приходится иметь дело с теми, кто не желает смены курса: с неоконсерваторами, с людьми, которые наживаются на войне. Глядя на результаты четырёх-пяти месяцев его работы на посту президента, можете ли вы сказать, что переговоры с обеими сторонами он ведёт успешно? Какой совет вы бы дали нашему президенту?
— Я никто, чтобы давать советы. Я просто слушаю речи Трампа. И мне понятен его национальный консерватизм. Надо делать то, что выгодно Америке и американцам. Если Америке и американцам выгодно спускать, так сказать, деньги в унитаз, на котором сидит Зеленский, — это просто выброшенные деньги — и при этом терять триллионы долларов возможных контрактов с Россией, со странами третьего мира… Зачем? Зачем вести ненужные войны?
Поэтому в этом отношении я хочу сказать, что вот я слушал, например, речь в Мюнхене вице-президента США Вэнса. Это очень яркая речь человека, который верит в то, что он говорит. Верит в то, что он говорит. Выступления Трампа пронизаны одним: интересами Америки. Не интересами сенаторов, которые хотят паблисити, пиара там или как-то отметиться, продвинуть какой-то резкий законопроект. Я сам был депутатом восемь лет, членом парламента, я понимаю. У члена парламента одни интересы, а у главы государства, который отвечает за страну, другие интересы. Он не руководствуется своим избирательным округом. Он руководствуется интересами державы. В этом отношении нам политика Трампа пока очень понятна.
— И, будем надеяться, он сможет сопротивляться давлению…
— Да.
— …которое всегда присутствует во власти. Но есть люди, которым это приносит слишком большие деньги, чтобы позволить президенту держаться подальше от войн. Очевидно, что Байден позволял этим людям во многих смыслах, если позволите высказать моё мнение, заправлять его администрацией. И сейчас, я считаю, в администрации Трампа идёт битва. Надеюсь, всё сложится благополучно.
— Я ещё хочу кое-что сказать. Мне кажется, что Трамп верит в Бога. А предыдущая администрация США делала очень много вещей, за которые можно гореть в аду. Мне кажется, Трамп иногда по ночам об этом думает. Он хочет остаться в памяти людей, он верит в Бога, и он хочет остаться в памяти людей человеком, как он говорит, «миротворцем и объединителем». Вот это очень хорошая формула.
— Ваши слова — да Богу в уши. На такое можно только надеяться. Это был чудесный разговор. Большое спасибо за то, что с нами побеседовали. Знаю, для вас сейчас самый разгар битвы в переговорах с Украиной. Вы, вспоминая слова Христа, миротворец, и, учитывая происходящее, это самая важная миссия для любого человека в наше время. Большое спасибо, что нашли время с нами поговорить.
— Спасибо вам за очень интересный разговор, интересные вопросы.
— Спасибо. Я задавал вопросы с американской, с западной позиции. Возможно, на ситуацию мы смотрим несколько иначе.
— Спасибо.
— Большое спасибо. Очень вам признательны.
